– Со мной? Но… – Ева вовремя спохватилась. – Да, сэр.

– Лейтенант, я начинал службу патрульным. И хотя сейчас занимаюсь канцелярской работой, но могу вас заверить, что балластом не буду.

– Я не хотела вас обидеть, майор. С вашего позво­ления, я позвоню Фини и попрошу его вызвать Макнаба, чтобы они еще сегодня ночью успели обследо­вать электронику, которую мы изъяли на месте престу­пления.

– Делайте то, что считаете нужным. Законопатьте все дыры. Я свяжусь с вами, как только получу сообще­ние от прокурора.

– Майор… – Рорк продолжал держать руку на пле­че Евы и чувствовал, что жену трясет от желания дейст­вовать. – Вы уже обедали?

– Нет еще. Что-нибудь перехвачу на рабочем месте.

Рорк слегка сжал пальцы, и Ева поняла намек.

– Гм-м… Майор, почему бы вам не поесть здесь? Это сэкономит время.

– Я не хочу доставлять вам хлопоты.

– Никаких хлопот, – заверил его Рорк. – Пока Ева звонит по телефону, я составлю вам компанию. – Он жестом показал на дверь. – Надеюсь, ваши родные в добром здравии…

Ева сделала глубокий вдох и посмотрела им вслед. Она не знала, что считать более странным: согласие май­ора пообедать у них дома или его же согласие пообедать в компании человека, который большую часть своей жизни посвятил нарушению всех и всяческих законов. В том числе и неписаных.

– Все это очень странно, – сказала она Галахаду. Потом махнула рукой и, предоставив Рорку развлекать гостя, отправилась в свой кабинет, чтобы снова взяться за работу.

Прекрасно понимая чувства Фини, Ева не мешала ему рычать, бушевать и плеваться.

И не обращала внимания на то, что в трубке слы­шится журчание воды, а на заднем плане звучит лири­ческая музыка, под которую какой-то бас воркует своей даме о любви.

Как видно, она была не единственной, планировав­шей на этот вечер обольщение.

– Мы вернем его, – сказала она, когда Фини пере­стал брызгать слюной. – Я собираюсь установить слеж­ку за его домом и квартирой его матери. Не думаю, что он удерет, как кролик, но не хочу рисковать. Фини, расшифруй сообщения на его компьютере. Нам нужно собрать как можно больше улик.

– Этого судью следует раздеть догола и протащить по улице, привязав к его члену табличку с крупной над­писью «ТРАХАНЫЙ РАЗДОЛБАЙ»!

– Да, картина была бы приятная и поучительная, но скоро освобождение под залог будет отменено. Вызови Макнаба.

– Небось кувыркается с Пибоди, – проворчал Фи­ни. – Кстати, о кроликах…

Проявив железный характер, Ева сдержалась и ни­чего не сказала о весьма эротическом фоне их разгово­ра, хотя соблазн был велик.

– Если и так, то я не хочу об этом знать. Но можешь взять Пибоди для связи. Как только что-нибудь раскопаешь, она передаст мне.

– Разве ты не берешь ее на задержание?

– Нет. Со мной будет другой коп. Уитни.

– Джек?! – Фини расхохотался, чем немало удивил Еву. – Без дураков?

– Без дураков. Слушай, Фини, как я должна себя вести в такой ситуации? Если что-нибудь пойдет не так, я могу отдавать ему приказы?

– Конечно, ведь дело расследуешь ты.

– Да, помню, – Она защемила пальцами переноси­цу. – Нарой что-нибудь, и поскорее… Что-то я хотела тебе сказать… Ах, да. Я обожаю такую музыку!

Ева дала отбой. Может быть, у нее вовсе не такой уж железный характер?

Она позвонила в управление, приказала установить наблюдение за двумя точками, встала и начала расхажи­вать по кабинету.

Почему так долго нет сообщения от окружного про­курора? Наверно, ей нужно спуститься. И взять на себя обязанности хозяйки дома. Сейчас эта роль удавалась ей лучше, чем год назад. Ева играла ее не идеально, но сносно. Правда, чаще всего она делала это во время де­ловых обедов и приемов, на которых присутствовало множество гостей, а потому уделять повышенное вни­мание каждому было вовсе не обязательно. Но при­нимать дома собственного начальника… Нет, светские разговоры и непринужденные беседы – конек Рорка, а не ее.

Тяжело вздохнув, Ева пошла в спальню за портупе­ей. Пристегнув к портупее кобуру, она почувствовала, что вновь владеет собой.

Люциус чувствовал то же самое. Он владел собой. В глубине его оскорбленной души клокотал гнев, но ее поверхность была затянута льдом. И даже если гнев время от времени прорывался наружу, это не мешало Данвуду владеть собой.

Он знал, что мать будет хныкать, плакать и умолять. Ее поведение было предсказуемым. По его разумению, такими были все женщины – слабыми и покорными от природы. Они требовали руководства и твердой руки. Его матерью всегда управляли твердой рукой. Сначала дед, потом отец. А он, Люциус, просто поддерживал тра­дицию семьи Макнамар-Данвудов.

Мужчины этой семьи всегда командовали парадом. Всегда были победителями. Мужчины этой семьи за­служивали уважения, послушания и нерассуждающей преданности. С ними нельзя было обращаться, как с ря­довыми преступниками, хватать, бросать за решетку и допрашивать.

И их никогда, никогда не предавали.

Естественно, из тюрьмы его выпустили. Люциус ни минуты не сомневался в том, что это случится. Он ни за что не позволит, чтобы его посадили в клетку, как животное! И все-таки он не мог избавиться от чувства уни­жения. Сначала его бросили за решетку, потом потащи­ли в суд, нарушили его права…

Ему противостояла какая-то Ева Даллас. Господи, откуда она взялась?! Люциус всегда считал, что женщи­нам никогда нельзя давать власть, и это, пожалуй, было единственным, в чем он соглашался со своим злосчаст­ным дедом.

Он не будет торопиться. Составит тщательный план. Выберет место и время. А когда все будет готово, жесто­ко отомстит ей за то, что она посмела поднять на него руку, испортила игру и публично опозорила.

Тихое место, небольшая прелюдия, а потом… О да, его свидание с лейтенантом Даллас будет очень бурным. На этот раз он наденет на нее наручники. А когда она получит порцию «Шлюхи» и станет умолять о той единственной вещи, которой на самом деле хотят все женщины, он даже не станет трахать ее. Он причинит ей боль, невыносимую боль, но откажет в последнем осле­пительном наслаждении.

Она будет умирать от отчаяния, как сучка в охоте.

От этой мысли у него затвердело в паху. Это еще раз доказывало, что он мужчина.

Но Даллас и ее наказание могли подождать. Куда важнее было разобраться с Кевином.

Старая дружба не оправдывает предательства. Кевин должен за все заплатить. Тем более что эта расплата по­служит его собственному оправданию.

Люциус тщательно подготовился к выполнению за­дачи. Надел на голову гладкий медно-рыжий парик и придал коже молочную белизну. Согласно удостоверению личности, его звали Терренс Блэкберн и он был адвокатом Кевина Морано.